Фото из открытого источника
О том, как превратить мусорный полигон в поле пшеницы, корреспонденту «РГ» рассказала заведующая кафедрой экологии и ландшафтного строительства Ставропольского государственного аграрного университета, кандидат сельскохозяйственных наук Тамара Зеленская.
— Вы занимаетесь биологической рекультивацией. Как много в крае земель, которые необходимо восстанавливать?
Фото: stgau.ru
— Это обширные территории. Точную площадь я назвать не смогу, так как к этой категории относятся различные земли, пострадавшие в результате строительных работ, аварий, разработки месторождений полезных ископаемых, в том числе нефти, а также закрытые полигоны твердых бытовых отходов, незаконные свалки, хвостохранилища и территории, загрязненные отходами производства. Проблема остро сроит не только в крае, но и в стране. На таких землях появляется сорная и рудеральная растительность.
Стоит уточнить, что я изучаю тему биологического восстановления земель. Объектом моего исследования стало побережье Невинномысского канала. Это огромные площади, которые сейчас не используют. Более того, семена здешних растений попадают в воду и в результате мелиорации оказываются на землях сельхозназначения, то есть проблема не только в том, что огромные площади не задействованы в хозяйственной деятельности, но и в том, что сорняковые заросли возникают и на других территориях. А это значит, что на полях используют больше химикатов, чтобы их убрать.
— Из каких этапов состоит рекультивация земель?
— Главных – два. Первый – технические мероприятия. С территории вывозят мусор, затем восстанавливают верхний плодородный слой. Если говорят о рекультивации, то обычно подразумевают именно это. Передо мной стояла задача, как территорию окультурить и вернуть, например, в севооборот. Речь идет о формировании растительного грунта, биологическом очищении почвы, об агромелиоративных мероприятиях для нормализации процесса формирования грунта, так как часто после вмешательства человека выворачивается материнская порода. На нашей территории это сарматские глины.
Вначале выращивают предварительные культуры. Подготавливают почву, испытывают определенные смеси трав и смотрят, какие из них лучше подходят. Потом берут анализы почвы, определяют, какие параметры изменились, насколько нормализовалась структура почвы.
Используют культуры, способные адаптироваться к местным условиям и отличающиеся высокими восстанавливающими способностями. Это прежде всего бобовые травы, к примеру лядвенец рогатый. Благодаря наличию клубеньковых бактерий они лучше фиксируют азот из воздуха в почве. Впоследствии это способствует эффективному выращиванию других культур.
— Может ли этот процесс проходить самостоятельно на территориях, которые затронула деятельность человека?
— Зависит от обстоятельств. Природа сама себя восстанавливает, но это долгосрочный процесс. Важное условие — должны остаться участки изначальной целины, с которых семена распространяются ветром, птицами и животными. Процесс может длиться десятилетиями и даже столетиями. Мы же значительно ускоряем его. Если для рекультивации используются травы, улучшения наблюдаются уже на первый-третий годы, если кустарники или деревья — через три-четыре года. Кстати, процесс смены одного биологического сообщества другим называется сукцессией. Ее мы и ускоряем.
Севообороты стали короткими — пшеница, кукуруза, подсолнечник. Многолетние травы не приносят такой прибыли, как эти культуры. В итоге плодородие резко снижается
На Ставрополье и на Северном Кавказе в целом такие восстановленные земли можно использовать для сева многолетних трав, а далее — для выпаса скота, или же присоединить их к другим участкам, занятым какой-либо сельскохозяйственной культурой.
— Можно ли с помощью исследуемых вами технологий восстановить земли до первоначального состояния?
— Маловероятно. Думаю, что это тема для научных изысканий следующего поколения ученых. Такая задача нами и не ставилась. Сможем ли мы вернуть землям материнскую породу с ее богатством гумусовых и органических кислот, затрудняюсь сказать. На это требуются столетия.
— Возможно ли, что при засевании рекультивируемых участков специально подобранными видами появятся опасные интродуцированные растения, как это получилось в свое время с амброзией и борщевиком Сосновского?
— Когда начинаешь научные изыскания, то ориентируешься именно на те виды, которые у нас растут. К примеру, я сотрудничала с Виктором Васильевичем Кравцовым, селекционером, который работал в Ставропольском НИИ сельского хозяйства. Сейчас это Северо-Кавказский федеральный научный аграрный центр. Я использовала его сорт пырея, который применяют для закрепления грунта и восстановления травосмеси.
Но, конечно, работы в этом направлении еще очень много. Когда в конце 1990-х я только занялась рекультивацией, то была одной из первых, проводивших исследования биологического этапа восстановления почвы. Прежде проводили только технический этап, то есть очищали земли, вносили удобрения и структурообразующие элементы. А это гораздо более дорогостоящий процесс.
— Можно ли применять вашу технологию не только на землях, которые не используются из-за нарушенного состава почвы, но и там, где их используют слишком активно? Я имею в виду сельскохозяйственные угодья.
— Обеднение почв — еще одна проблема современности. Когда я училась, нам рассказывали, что в севообороте обязательно должны быть многолетние травы. Сейчас севообороты стали короткими — пшеница, кукуруза, подсолнечник. Это те культуры, которые хорошо продаются и рентабельны. Многолетние травы не приносят такой прибыли. В итоге плодородие резко снижается. Чтобы его восстановить, вносят больше минеральных удобрений. В итоге меняется структура почвы.
Грунт населен огромным количеством микро- и макроорганизмов. Но мы используем земли без долгосрочного планирования. И речь ведь не только про истощение почв. Так, на части территорий Ставрополья слишком большое поголовье мелкого рогатого скота приводит к опустыниванию.
— Обращаются ли к вам представители бизнеса за консультациями по вопросам восстановления плодородия почв?
— Нет. Повторюсь, это дорогостоящий процесс, которым бизнес не хочет заниматься. Но уверена, аграрии со временем задумаются о биологическом восстановлении угодий.
— Не кажется ли вам, что нужно контролировать это направление?
— Требуется не столько контроль, сколько стратегическое планирование. Нельзя думать только о сиюминутной выгоде. Этой темой могло бы заниматься министерство сельского хозяйства, оно способно ввести некоторые критерии оценки деятельности хозяйств, среди которых — определенный уровень плодородия почв, ниже которого нельзя опускаться. Это ответственность агрономов. Во время обучения они проходят необходимые дисциплины, да и самообразования никто не отменял. В конце концов, есть научно-исследовательские институты и вузы, специалисты которых готовы выступить экспертами и консультантами.